Да всем понятно что боком. Зачем употреблять специфические морские термины описывая ЧП в несвойственной для бронетехники обстановке?! Разве когда подвыбивают например пальцы на траке для замены говорят -"Трави до жвака-галса"?! Или может командир танка выходя в эфир озвучивает -"наблюдаю групповую цель на зюйд-зюйд-вест, дистанция 10 кабельтовых! " В классике уже описывался однажды такой индивид. По всей видимости в его стихах тоже о чем то речь шла. О чем?!
— Ну, как торговали? — спрашивал Персицкий.— Написал замечательные стихи!— Про Гаврилу? Что-нибудь крестьянское? “Пахал Гаврила спозаранку, Гаврила плуг свой обожал”?— Что Гаврила! Ведь это же халтура! — защищался Ляпис.— Я написал о Кавказе.— А вы были на Кавказе?— Через две недели поеду.— А вы не боитесь, Ляпсус? Там же шакалы!— Очень меня это пугает! Они же на Кавказе не ядовитые!После этого ответа все насторожились.— Скажите, Ляпсус, — спросил Персицкий, — какие, по-вашему, шакалы?— Да знаю я, отстаньте!— Ну, скажите, если знаете!— Ну, такие... В форме змеи.— Да, да, вы правы, как всегда. По-вашему, ведь седло дикой козы подается к столу вместе со стременами.— Никогда я этого не говорил! —закричал Трубецкой.— Вы не говорили. Вы писали. Мне Наперников говорил, что вы пытались всучить ему такие стишата в “Герасим и Муму”, якобы из быта охотников. Скажите по совести. Ляпсус, почему вы пишите о том, чего вы в жизни не видели и о чем не имеете ни малейшего представления? Почему у вас в стихотворении “Кантон” пеньюар—это бальное платье? Почему?!— Вы — мещанин, — сказал Ляпис хвастливо.— Почему в стихотворении “Скачка на приз Буденного” жокей у вас затягивает на лошади супонь и после этого садится на облучок? Вы видели когда-нибудь супонь?— Видел.— Ну, скажите, какая она!— Оставьте меня в покое. Вы псих!— А облучок видели? На скачках были?— Не обязательно всюду быть! — кричал Ляпис. — Пушкин писал турецкие стихи и никогда не был в Турции.— О да, Эрзерум ведь находится в Тульской губернии.Ляпис не понял сарказма. Он горячо продолжал:— Пушкин писал по материалам. Он прочел историю Пугачевского бунта, а потом написал. А мне про скачки все рассказал Энтих.После этой виртуозной защиты Персицкий потащил упирающегося Ляписа в соседнюю комнату. Зрители последовали за ними. Там на стене висела большая газетная вырезка, обведенная траурной каймой.— Вы писали этот очерк в “Капитанском мостике”?— Я писал.— Это, кажется, ваш первый опыт в прозе? Поздравляю вас! “Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом...” Ну, удружили же вы “Капитанскому мостику”! “Мостик” теперь долго вас не забудет, Ляпис.— В чем дело?— Дело в том, что... Вы знаете, что такое домкрат?— Ну, конечно, знаю, оставьте меня в покое...— Как вы себе представляете домкрат? Опишите своими сло-вами.— Такой... Падает, одним словом.